Летом 2020 г. во время подготовки маршрутов по территориям наших партнеров по проекту – Днепро-Сожскому заказнику и Полесскому радиационно-экологическому заповединку – возникла идея максимально доступно рассказать людям с совершенно разными интересами и знаниями о специфике ПГРЭЗ. Например, далеко не все знают, что это единственный белорусский заповедник, который находится в ведении Министерства по чрезвычайным ситуациям, а не Министерства природных ресурсов и охраны окружающей среды Республики Беларусь. Беседа с заместителем директора по научной работе, кандидатом сельскохозяйственных наук Максимом Владимировичем Кудиным состоялась 31 июля 2020г. и в итоге приобрела форму развернутого интервью, которое мы и предлагаем вашему вниманию.

В беседе участвовали:

Ю.Л. – Юлия Павловна Латушкова – магистр гуманитарных наук, pr-менеджер проекта.

Е.П. – Елена Витальевна Попова - руководитель проекта.

М.К. – Максим Владимирович Кудин - кандидат сельскохоз. наук, заместитель директора по научной работе ГПНИУ «Полесский государственный радиационно-экологический заповедник».

• Специфика территории
• Радиационная безопасность и образовательный туризм
• Научная деятельность
• Борьба с распространением радионуклидов, затопление земель и изменение видового состава
• Домашние, дикие, инвазивные виды на покинутых территориях
• Лошади Пржевальского и полесский (польский) коник
• Орнитофауна
• Геология и история земель ПГРЭЗ

Специфика территории

Ю.Л. Как все мы знаем, территория, пострадавшая от аварии на ЧАЭС (Чернобыльской атомной электростанции), в настоящее время разделена между Беларусью и Украиной. И там и там имеется значительное радиоактивное загрязнение, земли покинуты людьми, выведены из хозяйственного использования. Есть ли разница в целях, задачах и практике пользования ими на нашей и украинской территориях?

М.К. Да, разница есть. Использование территории разнилось и разнится на сегодняшний день. Причина в том, что на украинской части зоны отчуждения сосредоточена сама атомная станция, очень много организаций, работающих с циклом переработки ядерного топлива и радиоактивных отходов. Для их функционирования выделена десятикилометровая зона (т. н. «Зона промышленного использования»), выведенная из границ Чернобыльского заповедника. На белорусской территории подобных объектов нет.

Отчасти разница несколько сгладилась в 2016 г., когда украинская сторона приняла решение и на законодательном уровне придала данной территории статус радиационного экологического заповедника. Сейчас идет его становление путем передачи ряда земель от организации «Северная пуща» Чернобыльскому заповеднику. Уже организована администрация, налажено материальное обеспечение, набраны кадры, сформирован научный отдел. Учитывая близкую по площади территорию (240 тыс. га на Украине, 217 тыс. га в Беларуси) и накопленный нами опыт, принцип построения и функционирования организации был заимствован у белорусской стороны.

Ю.Л. Т. е., помимо радиационного фактора, Беларусь изначально сосредоточила внимание на экологическом потенциале зоны и использует эти земли для наблюдения за процессом восстановления и формирования экосистем на выведенных из хозяйственного (сельскохозяйственного) обращения и покинутых человеком пространствах?

М.К. Да. И сейчас по этому пути пошла и украинская сторона.

Ю.Л. Но украинская сторона пришла к этому намного позже нас (Полесский государственный радиационный заповедник, ПГРЭЗ — создан 24 июля 1988 г.)?

М.К. Совершенно верно. Но еще раз повторю - нужно понимать, что на украинской территории имеется постоянный высокий доступ людей, учитывая значительное количество уже упомянутых организаций. Одну ЧАЭС обеспечивает более 3000 человек.

Ю.Л. 3000 человек — это персонал, поддерживающий саркофаг, следящий за процессами на законсервированных блоках?

М.К. Да. Около двух лет назад над 4-м энергоблоком Чернобыльской АЭС был создан конфайнмент – современное изоляционное арочное сооружение, накрывшее собой устаревшее «Укрытие» (изоляционное сооружение над четвёртым энергоблоком ЧАЭС, построенное к ноябрю 1986 года, срок службы которого изначально прогнозировался в 20—40 лет). Новое сооружение вошло в Книгу рекордов Гиннесса по своим инженерным решениям, а срок эксплуатации его рассчитан на 100 лет. Но проблема, что делать с радиоактивными отходами, образовавшимися на 4-м энергоблоке, продолжает стоять остро. Имеются и другие вопросы, например, связанные с демонтажом конструкций. Решить их можно не ранее чем через 40-60 лет, когда вследствие естественного распада радионуклидов несколько уменьшится радиоактивность и появится доступ к самым загрязненным объектам. Следует помнить, что т. н. «горячие частицы» конденсационного типа или собственно топлива реактора после взрыва осели в ближайшей от ЧАЭС зоне и в закрытых водоемах под пластами донных отложений. Они крайне устойчивы (на них не воздействует даже плавиковая кислота), и столь же опасны.

Ю.Л. Скажите, пожалуйста, а имеются ли другие территории с подобными проблемами и близкие по статусу? Все же техногенных катастроф на планете было не мало, плюс к этому места испытания различных видов ядерного оружия…

М.К. Я знаю, что в России на территории, подвергшейся радиоактивному загрязнению в результате взрыва 29 сентября 1957 года на химкомбинате ПО «Маяк» (т. н. «Кыштымская авария» или «Кыштымская катастрофа»), расположенном в закрытом городе Челябинск-40 (ныне Озёрск) организован и действует Восточно-уральский заповедник. Это часть «Восточно-уральского радиационного следа» (ВУРС) – территории с особым статусом, возникшего вскоре после трагедии. Общая ВУРСа составляла примерно 300 км в длину при ширине 5—10 км. Кыштымская катастрофа стала первой в СССР радиационной чрезвычайной ситуацией техногенного характера; по современной международной классификации она относится к 6 уровню из 7 возможных, является тяжёлой по последствиям, занимая по ним 3-е место, уступая лишь авариям на ЧАЭС и Фукусима-1. Восточно-уральский заповедник был создан в 1966 г., протяжённость почти через десять лет после катастрофы на ПО «Маяк» и за двадцать лет до взрыва на 4-м энергоблоке ЧАЭС; площадь его составляет 16 616 га.

В Японии, после аварии на Фукусиме-1, была выделена территория эвакуации, но до настоящего времени статус ее не определен. Были аварии и в Великобритании, и в Америке, но подобных заповедников там не организовано.

Радиационная безопасность и образовательный туризм

Ю.Л. Хочу уточнить: насколько на самом деле реальны риски нахождения на радиоактивно загрязненной территории? Например, для организованной группы? Насколько я понимаю, посещение ПГРЭЗ возможно, но для этого необходимо подать предварительную заявку, получить специальное разрешение, пропуска, соблюдать режим нахождения в зоне?

М.К. Риск можно оценить так: одна рентгенограмма зуба дает дозу облучения на организм в 15-17 микрозиверт; при проведении КТ и МРТ нагрузка несколько выше. За семичасовое пребывание в заповеднике человек получает, в летний период времени, нагрузку в 6 микрозиверт; в зимний – 2-3 микрозиверта. В зимний период нагрузка меньше, так как экранирует вода в почве и снег. Наши сотрудники, к примеру, работают на загрязненных территориях вахтовым методом: 15 суток в зоне, 15 – отдых на чистой территории. В год они получают около 2,7-3 миллизиверт, хотя для персонала допустимая доза облучения составляет 20 миллизиверт в год, а в исключительных случаях по спецдопуску 50. В ряде профессий (космонавты, летчики) диапазон доз увеличен. Космонавты за полет могут получить до 300 миллизиверт.

Ю.Л. Т. е. если соблюдать все правила, которые разработаны специалистами и четко прописаны в нормах безопасности при посещении заповедника, глобальных проблем быть не должно?

М.К. Глобальных – точно нет. Но государство не зря финансирует заповедник, и, если бы все было безопасно, его просто аннулировали. Я согласен с тем, что трактовка «туризм» неприемлема к этой территории. Её нельзя путать с посещением в ознакомительных и научных целях, которые имеют место сейчас в заповеднике.

Но мы имеем еще и важный несдерживаемый фактор – все эти виды деятельности уже давно и активно применяются в Украине, где более ста тысяч человек в прошлом году посетило территорию зоны, где для нее имеется более 90 гидов, где есть целая ассоциация туроператоров, с ней работающих, все это поставлено на частные рельсы и разработаны маршруты.

У нас столь быстрого развития посещения в таких масштабах допускать нельзя. По соображениям радиационной безопасности данный процесс сдерживается госрегулятором и возможностями заповедника. Соответственно, если мы говорим о развлекательном туризме, необходимо признать возможность и допустимость рекреационной деятельности на атомных станциях. А это – абсурд.

Зона отчуждения - это действительно ядерное наследие страны, с которым нужно знакомить людей. Уроки, даже страшные, забываются. Поэтому не только специалисты решают вопрос риска нахождения в зоне, но и каждый посетитель для себя должен понять, как же он сам понимает проблему Чернобыля, определить свои ожидания и допустимость рисков. Люди приезжают, знакомятся. Мы их информируем.

Ю.Л. Т. е., в нашем случае, прежде всего, используется образовательный потенциал зоны?

М.К. Да. Например, поднимается вопрос «будут ли группы ездить к нам повторно?». Нельзя путать группы, едущие к нам с научными целями и обывателей. Да, обыватель может приехать и один раз. Но если приезжают ученые, им интересно и оставить что-то для нашей организации и получить научные результаты. В перспективе мы прежде всего нацелены на научный туризм, именно он превалирует в наших планах.

Ю.Л. Скажите, а сейчас заповедник ведет какие-либо образовательные проекты на республиканском или на местном уровне?

М.К. Первый наш подобный опыт – участие в проекте ОО «БЗК». Вчера через исполком мы подали заявку на другой проект ПРООН по использованию нашего образовательного потенциала путем посещения зон отчуждения, в том числе, заповедника и развитию туризма в Хойникском районе. Значительного комплекса мероприятий в рамках единой образовательной программы в заповеднике не предусмотрено. Но мы в обязательном порядке читаем лекции в школах, 12-15 лекций в год.

Ю.Л. Эти лекции связанны с отдельными школьными курсами, например «Биология», «Человек и мир», «Основы безопасности жизнедеятельности», «Физика», или идут отдельно, независимо от основной школьной программы?

М.К. Да, наши лекции включаются в школьные курсы, дополняя их. Например: «Биологическое разнообразие», «Радиационная обстановка и радиоактивное загрязнение среды». Мы затрагиваем различные аспекты, связанные с воздействием радиации, отдельные темы по радиобиологии и сельхозрадиобиологии, радиобиологии леса. Готовя лекции на основе наших исследований и материалов, стараемся подать его максимально просто и доступно для детей, в том числе и учеников сельских школ.

Научная деятельность

М.К. Кстати, остановлюсь чуть подробнее на научной части нашей организации: она насчитывает 42 человека; это три научных отдела, одна лаборатория и один сектор. В этом году в связи с необходимым разделением туризма (посещений) и науки мы организовали сектор информационного обеспечения. Соответственно, каждый отдел ведет пятилетний блок вопросов своей тематики, есть свой научно-технический совет, куда входят несколько докторов наук и академик.

Ю.Л. Проводите ли вы конференции в заповеднике? Или совместные научные мероприятия, на базе НАН Беларуси?

М.К. Конечно, наши сотрудники регулярно делают доклады на научных конференциях. В этом году, благодаря проекту ОО «БЗК» мы планировали провести конференцию. Планировалось крупное международное научное мероприятие, с участием коллег из Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ), Института радиационной защиты Чешской Республики, польских и украинских коллег.

К сожалению, из-за пандемии коронавируса и карантина руководство ПГРЭЗ было вынуждено принять решение отложить конференцию, перенести проведение ее на следующий, 2021 г. Возможно, где-то это и к лучшему: следующий год – это 35-я годовщина трагедии катастрофы на ЧАЭС, знаковый год, внимание к вопросу будет больше, мы сможем принять больше докладчиков, а коллеги успеют основательно подготовиться.

Очень надеемся, что эпидемиологическая ситуация к этому времени нормализуется. На прошлых наших конференциях кроме коллег из ближнего зарубежья были американцы, англичане, австрийцы… Надо сказать, что круг радиоэкологов очень тесен, специалисты хорошо знают коллег, проблемы общие, поэтому конференции вызывают значительный интерес и дают широкий географический охват докладчиков.

Борьба с распространением радионуклидов, затопление земель и изменение видового состава

Ю.Л. Скажите, а как изменился видовой состав и какова скорость его изменения на покинутых людьми территориях? В том числе после проведенного в рамках проекта (это ведь произошло не случайно?) заболачивания ряда земель в зоне отчуждения? Какие виды ушли, какие пришли, какие оказались наиболее пластичны? Насколько изменился общий вид местности, выведенной из сельскохозяйственного использования?

М.К. Ну, сначала Полесье интенсивно мелиорировали. Затем определилась категория земель, которые в перспективе очень сложно использовать, и она была отдана лесничествам, лесникам. Здесь проводили лесоразведение и лесовосстановление, закрепляя пески. Но, тем не менее, очень густая сеть мелиоративных каналов, собирательных и магистральных, первого и второго порядка, осталась.

С учетом того, что заповедность земель определила сама радиоактивность, с уходом человека для охраняемых видов действует правило Либиха («закон минимума»; один из фундаментальных законов в экологии: «наиболее значим для организма фактор, более всего отклоняющийся от оптимального значения», сформулирован немецким ученым-химиком Юстусом фон Либихом в 1840 году): тот фактор, который остается в минимуме, зачастую является решающим для их существования.

Так, с каждым годом заповедник увеличивает долю лесопокрытых участков. Соответственно, для многих видов уже идет перераспределение ареалов, стаций обитания. Тех же самых косуль было намного больше в первые годы. Сейчас, в связи с залесением земель, численность косуль у нас падает.

После аварии стоял вопрос о том, чтобы непроточные водоемы закольцевать, обыкновенно большими такими подтоплениями. В 1990-х гг. для недопущения сброса радионуклидов, сосредоточенных в результате естественных смывов в донных отложениях в течение крупных рек, таких как Припять и Днепр, вследствие подтопления значительных территорий произошла трансформация земель и возвращение их в первозданный вид.

Заболачивание продолжилось и в рамках начатого в 1993 г., финансируемого государством проекта противопожарного обустройства зоны отчуждения, по которому здесь до 2012 г. были введены 6 пусковых комплексов, включающие перемычки, водоемы, вышки, противопожарные разрывы, шандорные заграждения (гидротехнические сооружения, затворы, перекрывающие каналы, проемы в межкамерных стенках).

Работы в этом направлении продолжаются и сегодня, уже в рамках третьей программы Союзного государства. В результате их мы видим изменение условий обитания, среды. Как только изменились условия, соответственно произошел рост численности видов, прежде всего птиц и растений.

Но в последние лет семь мы видим изменение гидрологического режима Припяти, заболоченные участки не набирают необходимых запасов воды. С изменением гидрологического режима упала численность бобра. Изменения происходят достаточно быстро, можно сказать на глазах.

Плохо, что в ряде случаев наиболее радиационно-загрязненные участки даже оголяются.

Ю.Л. Вас беспокоит риск пыльных бурь?

М.К. Нет. Ветровой эрозии в заповеднике не наблюдается, за исключением одного участка, который необходимо очень предметно обследовать. Это большая гарь, возникшая в Брагинском районе (Верхне-Слободское лесничество) в 2001 г. Тогда выгорело около 700 га спелого леса; с вертолета хорошо видно, что здесь интенсивность естественного возобновления до сих пор значительно ниже, идет не столь быстро. Первоначально появляются пионерные виды, затем начинают играть свою роль лесообразовательные, которые позже станут доминирующими.

Ю.Л. Т. е. первыми появляются какие-то кустарники, сорные виды?

М.К. Отчасти. Но и тут, на песках, естественное возобновление леса не достаточное. Центр до сих пор оголен, только лежат поваленные деревья. Гарь, которая у нас произошла в 2015 г., собственно, «перезагрузила» весь заповедник. Пострадало 9000 га леса и 2500 га непокрытой лесом площади. По сути, выгорело целое лесничество. В тот год горело даже чернолесье (лиственные, часто растущие в сырых местах, леса), настолько было сухо. Нам пришлось даже задействовать вертолеты для спасения людей. Но мы видим, что здесь очень хорошо вегетативно возобновились порослью все лиственные породы. Конечно, пока идет упрощение экосистемы, но появляются и новые виды.

Ю.Л. Насколько я понимаю, то, что описывали все фантасты, рисуя картину последствий радиационного загрязнения: бегающих в лесах мутантов -- трехголовых зайцев и шестиногих косуль, к счастью, не сбылось. И в настоящее время количество врожденных уродств у молодняка диких животных на территории ПГРЭЗ ненамного выше, чем в обычных хозяйствах, где раз в несколько лет может появиться двухголовый цыпленок?

М.К. Да. И их появление в настоящее время не связано с радиоактивностью. Появлявшиеся ранее особи с неблагоприятными изменениями гибли сами или уничтожались в ходе естественного отбора, не давая приплода.

Ю.Л. А если говорить о других заболеваниях, в частности онкологических?

М.К. Чаще всего задают вопрос о радиационном факторе, это такой ключевой момент для ПГРЭЗ. Но надо понимать, что хотя на сегодняшний день животные, безусловно, обитают в радиационной среде, они получают дозовые нагрузки, но сумма этих нагрузок за жизнь особи не превышает одного зиверта, после которого можно наблюдать изменения на уровне генотипа, а следовательно, и фенотипа.

Периоды биологического полувыведения и полураспада не совпадают. Тридцать лет у цезия период полураспада, в то же время у животных у каждого вида период полувыведения его свой – у человека, допустим, 70-90-105 дней.

Поэтому ситуация такова: большая часть вопросов снимается сама собой, если животное будет завезено от нас (ПГРЭЗ) на чистую территорию, и будет питаться чистыми кормами. В Республике Беларусь была принята, на мой взгляд, одна из наиболее грамотных программ касательно перспециализации хозяйств. Это программа, направленная на обеспечение производства нормативно-чистой продукции путем изменения специализации (мясное скотоводство, семеноводство зерновых культур, картофеля, многолетних трав, возделывание зерновых культур на технические цели), в сельскохозяйственных организациях, где принимаемые защитные меры не позволяют добиться устойчивого производства качественных в радиологическом отношении иных видов продукции).

Домашние, дикие, инвазивные виды на покинутых территориях

Ю.Л. А есть ли домашние виды, которые одичали? Например, лошади, собаки, кошки?

М.К. Нет. Надо понимать, что в зоне отчуждения уже в первые месяцы после аварии была проведена работа по изъятию этих видов. Но и сами виды не конкурентны с дикой фауной. Соответственно, их нет в зоне отчуждения.

Ю.Л. Но я знаю, что во многих заповедниках одичавших собак отстреливают, так как они несут нагрузку на поголовье диких видов, в том числе копытных.

М.К. У нас это делает волк.

Ю.Л. Т. е., есть достойный конкурент, справляющийся с проблемой сам?

М.К. Именно так. Наша территория выдерживает около 80-120 особей волка, были и есть случаи, когда волки включали в свою кормовую базу наших собак, охранявших контрольно-пропускные пункты.

Ю.Л. А скажите пожалуйста, какие дикие виды предпочитают покинутые деревни? Лисы?

М.К. Таких видов много. Практически все в зоне отчуждения подбирается волком.

Е.П. И все же интересно, кто жмется именно к деревням?

М.К. Для большинства видов крупных млекопитающих деревни – проходная территория. Те же лошади, олени, другие копытные – их нахождение здесь определяется сезоном. Когда начинается созревание ягод, слив, яблок в остатках садов – там пируют кабаны. Лошади Пржевальского держатся не деревень, а именно мех. дворов, крупных строений заброшенных ферм. Сюда они не боятся заходить. Если олени в помещениях — это единичные случаи, то лоси вообще не посещают ферм. У нас были такие снимки, где лоси засовывают в дверной проем морду – и все. Только за это полугодие мы получили 40 000 снимков. Другая ситуация с хищными птицами: практически все совы в заповеднике обитают в заброшенных деревнях. Филины, неясыти используют именно чердаки. И если ранее было принято решение о захоронении оставленных деревень, и их в заповеднике захоронено 11 (из имевшихся 96: до аварии здесь проживало 22 000 чел. населения; имелось 13 совхозов, 12 колхозов), то теперь эта практика приостановлена. Те же самые барсуки строят в фундаментах деревенских домов целые норные городки: сухо, безопасно.

Ю.Л. Хотелось бы уточнить ситуацию в заповеднике с таким угрожаемым в Беларуси видом, как рысь. Идет ли рост его численности?

М.К. Да, конечно. Кстати, рысь очень интересная кошка: в заповеднике она любит антропогенный ландшафт и в среднем у нас на две заброшенные деревни приходится одна рысь. Для заповедника стабильно держится численность рыси около 40 особей. У нас предложена методика определения численности этого вида, есть фотоловушки. Учеты делаем зимой, но территория очень большая, что усложняет работу.

Ю.Л. А что привлекает рысь в деревнях? Сезонное обилие копытных, или она рассматривает постройки как удобные логовища?

М.К. Прежде всего – территория заповедника единственное место в Беларуси, где во время вспышки африканской чумы свиней не применялся отстрел дикого кабана. В настоящее время поголовье кабана у нас составляет около 200-300 особей, популяция потихоньку восстанавливается. Но это то, что осталось от прежней популяции вида до эпидемии в 2700-3000 голов. Надо понимать, что виды, состоящие в цепочке «хищник-жертва» тесно связаны. С уходом кабана появилось очень много зайцев. Если честно, даже я был удивлен, когда в Масанах (отселенная деревня в Хойницком районе Гомельской области), где мы снимали лошадей Пржевальского, на приборах ночного виденья (работали с коллегами из НАН Беларуси) наблюдали в зоне такое количество зайца. Соответственно, где есть мелкие грызуны – там и рысь. А их больше всего на открытых пространствах, лучше всего сохранившихся вблизи деревень.

Ю.Л. А есть ли в заповеднике какие-либо другие виды малых диких кошек? И в целом, хотелось бы знать ситуацию по ним в Беларуси.

М.К. Года три назад на мосту через речку Рожава (приток Припяти, Наровлянский район) мы засняли лесного кота. Его не наблюдали у нас 90 лет, считали исчезнувшим. Для того, чтобы подтвердить определение вида, мы разослали фотографии и письма авторитетным специалистам, экспертам, которые отслеживают этот вид, в Германию и Россию. Мы получили подтверждение, убедительный ответ: «Да, это – лесной кот». Но все дальнейшие попытки поставить на него фотоловушки, палочки-чесалки, смоченные валерьянкой, для сбора генетического материала (например – шерсти), и подтвердить, что он действительно у нас обитает – к сожалению, пока не увенчались успехом.

Ю.Л. Насколько я знаю, малые дикие кошки — это большая головная боль биологов, занимающихся ими. Они очень осторожны, умны, скрытны.

М.К. Да. И плюс – надо понимать, что в зоне отчуждения нет ни собак, ни котов. Мы хотели инициировать завоз диких котов из Молдавии. Этот проект поддержали и в НАН Беларуси, но по ряду причин все пришлось приостановить. В целом этот вид для зоны можно восстановить. Но проблема в том, что он очень легко и быстро гибридизируется. Т. е. – нужна полностью изолированная территория. Заповедник, особенно внутренние его участки, для этого подходит изумительно.

Е.П. А откуда мог прийти лесной кот – из Украины?

М.К. Вполне возможно, что он пришел именно с той стороны. Место, где мы сумели его сфотографировать, недалеко от границы с Украиной.

Ю.Л. Насколько я понимаю, мелкие виды в целом – как хищников, так и грызунов, травоядных, вообще намного сложнее отследить, даже теми же фотоловушками или по следам, чем крупные?

М.К. Да, конечно.

Ю.Л. А выдра есть?

М.К. Есть.

Ю.Л. И это у вас не угрожаемый вид? Популяция растет?

М.К. Численность его у нас стабильна. Мы уже даже проводим изъятие отдельных особей в научных целях, для изучения различных аспектов, связанных с видом, в том числе радиобиологической тематики.

Ю.Л. Кстати, о проектах: вы принимаете участие в проектах по поиску и исследованию белорусского хомяка и белорусского суслика? Они имеют какое-то отношение к заповеднику?

М.К. Нет. Пока по этим вопросам тишина. Хотя заведующий лабораторией НПЦ по биоресурсам, который занимается этим проектом, Шакун Василий Васильевич со своей командой, вместе с Александром Козорезом – наши коллеги и очень частые гости в заповеднике. Поэтому, скорее всего, эту тему каким-то образом затронем и мы.

Ю.Л. А как обстоит дело с инвазивными (чужеродный, распространившийся в результате деятельности человека и угрожающий ранее сложившейся биологической общности вид) видами?

М.К. Есть. И по растительности, и по фауне – та же енотовидная собака, например. Но у нас это не такая большая проблема, не бич. Этот вид охотно поднимается и включается в меню волками. И это надо помнить. Мы регулярно сталкиваемся с предложениями от чиновников о изъятии волков, и вот это – уже большая проблема. Зачастую неудачливые хозяйственники пытаются списать на волков все свои огрехи. У нас же волки уничтожают всех особей, пораженных сальмонеллезом, трихинеллёзом и рядом других заболеваний. При этом количество случаев бешенства у нас не отличается от среднего по республике, такое же, как в любом Национальном парке.

Ю.Л. Насколько я знаю, в Европе давно разработаны и применяются методики по борьбе с бешенством среди диких плотоядных, путем разбрасывания приманок с вакциной?

М.К. Да. И мы используем те же методы пероральной (вводимой естественным способом, через рот, путем проглатывания и дальнейшего всасывания слизистыми желудка и кишечника) вакцинации. Последний раз мы проводили ее года два назад.

Ю.Л. Тем более, что случаи бешенства бывают и в населенных пунктах, даже в крупных городах, поэтому всех домашних плотоядных необходимо регулярно прививать.

М.К. Да, несомненно.

Лошади Пржевальского и полесский (польский) коник

Ю.Л. Расскажите, пожалуйста, а как же тогда с лошадьми? Насколько я знаю, на территорию ПГРЭЗ из Украины пришли лошади Пржевальского?

М.К. Да. Численность их меняется, они постоянно находятся в динамике. Поголовье не статично. Они регулярно пересекают границу. Постоянно обитают 32 особи, общая же численность доходит до 54 голов. Ими освоено два участка, из них один, Наровлянский – полностью, а два года назад они перешли на Хойницкий участок.

Ю.Л. Знаю, что есть большая проблема: по генотипу (совокупности генов, наследственных факторов организма) – это поголовье не чистое, смешенное; по фенотипу (совокупности внешних и внутренних признаков, позволяющих отнести организм к определенному виду или породе) – тоже есть как минимум один гаремный жеребец, с вислой гривой, белыми отметинами – вероятными следами смешения с домашней лошадью…

М.К. Есть такая проблема. Для того, чтобы ее решать, совместно с НАН Беларуси (ГНПО «НПЦ НАН Беларуси по биоресурсам») и, прежде всего, доктором биологических наук, профессором, академиком НАН Беларуси  Михаилом Ефимовичем Никифоровым, зав. лабораторией молекулярной зоологии, мы реализовали проект, рассчитанный на два года. Были отобраны и предоставлены образцы для исследования, в которых и были выявлены рецессивные для этого вида аллели (т. е. варианты гена, действие которого на фенотип не проявляется в присутствии доминантного аллеля, определяющего направление развития конкретного признака).

Национальный парк «Смоленское поозерье» (я лично знаком с его директором, Кочергиным Александром Семеновичем), как и Оренбургский заповедник, закупали лошадей Пржевальского. Оренбургский заповедник закупал их во Франции. Из запрашиваемых 13 особей им было продано всего 9, т. к. имеется очень большая проблема с транспортировкой животных - в стрессе они могут сильно травмироваться, вплоть до летального исхода. Чаще передается молодняк, но и он тяжело переносит транспортировку, долго привыкает к новым условиям, вольерам. Вот у этих лошадей заявленная чистота линий очень высокая. Знаю, что и к нам (ПГРЭЗ) Оренбургская область России обратилась с просьбой о продаже некоторой части имеющегося у нас поголовья.

У нашего поголовья, как заметили и мы и выявили результаты исследований представленных образцов в Академии наук Беларуси, имеются некоторые проблемы по генотипу, но фенотипически они идентичны лошадям Пржевальского. Соответственно, мы сейчас подали ряд документов на придание статуса виду и включение его в Красную книгу Республики Беларусь. Это вид, включенный в список угрожаемых Международным Союзом Охраны Природы, первой (высшей) категории охраны. Мы, совместно с НПЦ по биоресурсам, подготовили обоснование, и как только будет окончательно решен вопрос с приданием этому виду охранного статуса в Беларуси, немедленно будет запущена государственная программа по данному виду, аналогичная программе, проводимой нами по зубру. В Министерстве природы сейчас обсуждается вопрос о её финансировании и заповедник в перспективе должен выступать тем местом, где имеется возможность разводить редкие виды и в дальнейшем распространять их по Республике.

Но на сегодняшний день в Беларуси у лошади Пржевальского нет четкого статуса как у угрожаемого вида, по сути, пока это не сделано, разговор не имеет смысла.

Ю.Л. Но во многом ситуацию с лошадью Пржевальского можно воспринимать как параллель с нашим европейским тарпаном, которого сейчас пытаются восстановить на базе европейских аборигенных лесных пород, прежде всего популяции польского коника?

М.К. Нет. Это изначально совершенно иной вид лошади, завезенный некогда в Украину, в Асканию-Нову (Херсонская область), из Монголии.

Ю.Л. Да, но речь немного о другом: я правильно понимаю, что мы пытаемся восстановить исчезнувший в дикой природе вид? При этом имеющееся на сегодняшний день исходное поголовье в значительной степени подверглось скрещиванию с домашней лошадью, и сейчас основная задача – первоначально выйти на устойчивый фенотип, а далее, если удастся – и генотип?

М.К. Да, сейчас в Налибокскую пущу завезли польского коника из Нидерландов. Это, несомненно, не те лошади, с которыми мы сопоставляем лошадь Пржевальского. Лошадь Пржевальского – степной вид, никогда не обитавших на землях, входящих ныне в зону отчуждения. Это нонсенс, что он вообще появился у нас.

Ю.Л. Первоначальный ареал лошади Пржевальского в дикой природе – пустыни, полупустыни, степи?

М.К. Да, в ХХ веке это Монголия и монгольская пустыня Гоби. В целом надо понимать, что у нас вид успешно освоил весь Наровлянский район, потому что там суходолы (безводная (сухая) долина, лощина без явно выраженного русла; сухие участки на вершинах холмов и среди болот, в хозяйственной деятельности обычно используются как сеножати). Брагинский и Хойникский районы отличают совершено иные лесорастительные условия, и сюда эти кони перешли неохотно. Но, тем не менее, перешли. Т. е. нельзя сказать, что для этого вида новые условия неприемлемы; он хорошо занимает новые ниши, легко акклиматизируется, очень активен.

Мы выявили интересные предпочтения у коней Пржевальского на нашей территории: в основной массе они держатся отселенных деревень. Мы поставили фотоловушки, чтобы отслеживать передвижения табунков, и выявили, что в целом они очень охотно посещают бывшие фермы.

Ю.Л. Они используют их как укрытия от непогоды? Или там лучше кормовая база?

М.К. Первоначально мы предполагали, что в крупных зданиях образуются сквозняки, и кони спасаются в них от гнуса.

Но, наверное, стоит сказать, как лошади Пржевальского вообще появились в заповеднике (ПГРЭЗ). Мы имеем 350 голов своих, домашние лошади, у нас есть племенное хозяйство, (одно из крупнейших на сегодняшний день в Республике Беларусь), где сформирован селекционный массив из породы русский тяжеловоз. Это поголовье территориально разбито на три района.

Лошади Пржевальского, придя из Украины, первоначально проявили интерес именно к нашим лошадям, стали подходить к ним. Тогда мы их заметили и даже сумели один раз загнать в раскол (специальное сооружение, позволяющее при табунном содержании отделить и ограничить лошадь в передвижении для проведения с ней необходимых манипуляций – осмотр, взятие анализов, лечение и пр.). Они появились в 2007 г., их было около трех голов, и они вышли за границы заповедника. С тех пор и тех животных у нас растет их поголовье. Я знаю, что одну особь добыли браконьеры где-то на территории Наровлянского района.

Ю.Л. Хотелось бы снова обратиться к теме польского коника. Я знаю, что еще в 1990-е гг. у нас было довольно значительное поголовье т. н. полесского коника – внешне схожего с тарпаном. Мелкого, 130-140 см в холке, предельно выносливого, с очень крепким копытным рогом, та же мышастая масть, те же темные ремень вдоль спины и ноги… Схожая популяция есть на Украине, в Житомирской области. Это одна порода? Или это разные породы, сформировавшиеся в схожих условиях? Какова их судьба?

М.К. Касаясь в целом ревайлдинга видов – новейшей природоохранной идеологии, основанной на восстановлении характерных для данного региона высокопродуктивных экосистем путем поэтапного возвращения сохранившихся крупных животных (т. н. видов-инженеров) в места исконного ареала, где ранее они были полностью истреблены человеком, сейчас на слуху запущенный в Польше проект с туром, по лошадям же я дать точную информацию не могу. По лошади Пржевальского – это совершенно дикий вид, он не воспринимает человека. Встретить их в заповеднике сложно: вполне можно проехать десяток раз по всему Наровлянскому району, где сейчас их больше всего, и лишь разок заметить кого-нибудь из них.

Е.П. Мы столь подробно останавливаемся на лошадях Пржевальского и полесском конике не случайно. Когда мы запросили по проекту картинки для открыток, Нарев, наш польский партнер, прислал фотографию польского коника, а Полесский заповедник – фото лошадей Пржевальского. Возникла любопытная параллель: отчасти этим и обусловлен наш интерес к теме коней.

Ю.Л. Таким образом, подводя итог: польский коник это именно порода (тип) домашней лошади, которая сформировалась с некоторым участием дикого тарпана, но именно в условиях лесных и заболоченных регионов, со скудной кормовой базой. Именно поэтому она очень неприхотлива, вынослива и хорошо приспособлена к условиям Полесья.

Хочу задать вопрос: наши польские коллеги прислали нам информацию, что коники способствуют образованию лугов, способствуют развитию биоразнообразия и увеличению численности водно-болотных и луговых видов птиц. Лошади выедают нежелательные, сорные виды?

М.К. Правильно. Когда рассматриваем экосистему, мы видим продуцентов (организмы, способные производить органические вещества из неорганических, прежде всего – зеленые растения, первое звено пищевой цепи), консументов (травоядные, хищники и паразиты, потребляющие готовые органические вещества) и редуцентов (организмы, разрушающие отмершие останки живых существ, превращая их в неорганические и простейшие органические соединения).

Если выпадает какое-то звено, то автоматически это ведет к обеднению видов, с одной стороны, а с другой – невостребованной остается определенная часть угодий, которая, допустим, на сегодняшний день не заселена рядом видов из-за нарушения необходимых условий обитания. Например, для распространения такого вида пернатых, как вертлявая камышовка, необходимо обкашивать болота. Если бы на болотах велась, как раньше, традиционная хозяйственная деятельность человека, покос сена, то проблем бы, скорее всего, не было.

Но, ревайлдинг, идею которого у нас подал начальник отдела охотничьего хозяйства Минлесхоза Александр Козорез (кстати, именно он инициировал привоз в Беларусь из Нидерландов польских коников в Налибокскую пущу), это идея возвращения вида, который займет определенную нишу. С одной стороны это и объект экосистемы, с другой – перспективный охотничий вид, с третьей – вид статусный, символичный для страны, с четвертой – это восстановление и охрана исчезнувшего вида, а в целом с возвращением его в естественную среду решается целый ряд проблем.

Ю.Л. Т. е. если говорить предельно примитивно: и лошади Пржевальского, и польские коники в экосистеме – это «живая газонокосилка»?

М.К. Да.

Орнитофауна

Ю.Л. Кстати, раз уж мы заговорили о птицах… Как раз недавно я пыталась разобраться в ситуации с белорусской популяцией орлана белохвоста. Данные, приводимые в большинстве статей и на сайтах, неизменны с конца 1990-х гг. Насколько я понимаю, их неизменность отражает не реальное поголовье птиц, а то, что многие регионы не проводят мониторинг их количества? Я знаю, что сейчас для орланов в заповедниках отмечаются даже случаи каннибализма, которые связывают с перенаселенностью региона.

М.К. Да, такое вполне может быть.

Немного подробнее остановлюсь на наших орнитологах и их подопечных. У нас в штате два орнитолога.

Этот год у нас – Год Глухаря. Прошлый год был Годом большого подорлика. Это угрожаемый вид и наш заповедник – единственное место, где численность его имеет динамику к росту. У нас большим подорликом занимаются опытные орнитологи. Например, в рамках СПБ-проекта мы GPS-трекером (устройство приема-передачи данных для спутникового контроля передвижений объекта) пометили в этом году в заповеднике четыре птицы. На самом деле по Беларуси их помечено очень много, но эти – именно в заповеднике. Мы провели их инвентаризацию, так как вид склонен к смешиванию с малым подорликом, птицы формируют смешанные пары. Мы определили количество чистых пар, и количество птиц и пар с признаками межвидового смешения. На многих гнездах установлена фотофиксация, таким образом мы отследили для этого вида все брачное поведение, от возникновения пары, и до отлета, на продолжении всего сезона нахождения этих птиц у нас.

Я не могу досконально описать тонкости методики учета, но у каждого вида имеется оптимальная численность для той или иной территории, и она будет изменяться вследствие наличия (богатства или бедности) кормовых ресурсов.

Е.П. Сколько же всего точек съемки стоит по заповеднику?

М.К. Много. Точно не скажу. Зависит от объекта – изучаемого вида. По подорлику – 12-15 мест на имеющиеся у нас 13 пар.

Геология и история земель ПГРЭЗ

Ю.Л. Как считается, до катастрофы на ЧАЭС здесь (на нынешней территории ПГРЭЗ) были одни из лучших пахотных земель в Беларуси. Это так?

М.К. Как сказать. В целом почвы Полесья, - а это подзольные почвы, пески и супески (супеси) были выведены в отдельную категорию на постсоветском пространстве. Суглинки и глины у нас редки, они крайне мозаичны, встречаются на периметре, в Брагинском районе. Вот они у нас – самые плодородные почвы.

Ю.Л. Насколько я понимаю, суглинки и глины встречаются в основном там, куда дошел ледник?

М.К. Да, это его следы. Когда мы работали с Институтом плодоводства и бывшее руководство ставило нам задачу заложить в зоне сады, был сделан вывод об отсутствии значительных площадей с однородными почвенными условиями, которые позволили бы развивать данный вид деятельности.

Ю.Л. Насколько я понимаю, территории, ныне входящие в ПГРЭЗ, заселены тогда же, когда и остальная Беларусь, если не ранее, т. е. около 15-10 тыс. лет назад и достаточно плотно? Значит, здесь должны были сохраниться и археологические памятники?

М.К. Совершенно верно. Они у нас есть, учтены и охраняются законом.

Ю.Л. Вы взаимодействуете с Институтом истории НАН Беларуси? Приезжают ли к вам его сотрудники?

М.К. Прямого взаимодействия сейчас нет. Но все известные памятники на территории заповедника обозначены соответствующим образом, согласно нормативно-правовым актам, принятым в нашей стране. Были заказаны и установлены охранные знаки. В настоящее время в заповеднике имеется 53 памятника истории и культуры: это стелы, захоронения Второй мировой войны и памятники в выселенных деревнях, посвященные событиям Великой Отечественной войны; первобытные стоянки и другие археологические памятники.

Хочу рассказать о совершенно удивительном месте на территории Брагинского участка, куда крайне сложно добраться, его показал нам лесничий во время поиска видов, включенных в Красную книгу: участок посреди болота, окруженный валами.

Ю.Л. Болотное городище-убежище?! Ранний железный век (середина первого тысячелетия до нашей эры)?

М.К. Скорее всего. Это нечто уникальное! Площадка площадью около четырех-четырех с половиной гектаров. Пока добираетесь, идете – вокруг болота, ольшаники, потом совсем дебри, а потом – липы, грабы, клены растут…

Ю.Л. Совершенно другие, широколиственные виды?!

М.К. Да. Такое ощущение, что либо это все имеет искусственное происхождение, насыпано человеком, либо выбран изначально имевшийся участок-островок и окультурен, превращен в такую вот площадку.

В целом, так как на территории заповедника люди жили издревле, здесь проходили и сражения, в том числе и во время Великой Отечественной войны. Вообще, тематику Второй мировой мы в дальнейшем будем использовать как один из перспективных аспектов информированности населения, для создания образовательных маршрутов для посетителей. Здесь много связано с Сидором Артемьевичем Ковпаком, его рейдами, фиксируется много могил этого периода.

Ю.Л. Я знаю, что истфак длительное время вывозил студентов на археологическую практику в Рогачев и Рогачевский район. Именно во время этих экспедиций был найден знаменитый Вищинский клад, гордость Беларуси. Но после аварии на ЧАЭС, естественно, все выездные студенческие практики в этом регионе были свернуты. Проводились ли до 1986 г. подобные исследования в вашем регионе?

М.К. Мне сложно сказать о исследованиях, происходивших до аварии. Но я знаю, что в первые годы после аварии было организовано множество этнографических экспедиций в зону отчуждения. Они собирали домашнюю утварь, предметы обихода…

Ю.Л. Вы имеете в виду экспедиции, организованные доктором искусствоведения Виктором Федоровичем Шматовым?

М.К. Да. Это хорошо описано в книге “Чернобыль”, изданной в 1996 г.

Е.П. Мы (ОО “БЗК”) дружны с Мартой Шматовой, ее сын работал два года в нашем проекте. В конце августа в рамках пилотного маршрута проекта мы планируем быть в заповеднике, в расширенном составе. Вы примете участие?

М.К. Это хорошо. Конечно, я буду участвовать и отвечу на все вопросы участников пилотной группы. К сожалению, у меня заканчивается время – мне необходимо сегодня быть еще в Академии наук.

Ю.Л. Огромное спасибо за такое подробное интервью!

М.К. Приятно видеть интерес к своей сфере деятельности. Если возникнет необходимость, охотно поделюсь с вами необходимыми материалами. И, конечно, ждем вас в заповеднике, в рамках пилотного маршрута.

---

Данная публикация была подготовлена при поддержке Европейского союза. Ответственность за содержание данной публикации несёт общественная организация "Белорусский зелёный крест", и она ни в коей мере не отражает точку зрения Европейского союза.